[shinshi]

несказанно рад такой сильной вещи.

Т5-30. Драйзер/Джек. "Ещё одно слово и я тебя ударю"


Пишет Гость:

23.07.2011 в 19:39

2736


Едкая сырость проникала сквозь одежду, растравляла царапины и мелкие ранки. Лицо нещадно саднило, а на душе было невероятно погано. Через какое-то время пошел мелкий холодный дождь, зависший туманом над мостовой.
Егор негнущимися пальцами подцепил капюшон и пытался натянуть его около минуты. Наконец, когда это ему удалось, и когда он сделал пару шагов, какая-то сила толкнула его на гладкие камни. То ли споткнулся, то ли смертельно устал.
Он упал на одно колено, хватая холодный воздух губами, пропуская через сжатые зубы. Перед глазами промелькнули декоративный мостик, пышные кроны деревьев и серые коробки многоэтажек по ту сторону оврага.
Нужно было подняться. Идти вперед. Нет никаких гарантий, что за ним не придут. Что его просто не забьют, как Сизого. Банда Ржавого совсем потеряла страх, когда Джевел просто купил правоохранительные органы. Если бы только добраться до этого ублюдка, только бы наказать его, так вся эта мерзкая схема стала бы бесполезной. Ржавый без Джевела все равно что кулаки без мозгов.
Егор видел этого тощего айтишника пару раз и даже испытал к нему что-то вроде уважения и симпатии. Джевел мог взломать любую базу данных, достать любые деньги, вычистить систему от любого вируса, да к тому же восстановить почти все, что было пожрано. Если про деньги Егор не знал точно, хотя догадывался и бесился от такой вопиющей распущенности, то за бескорыстную помощь любому нубу даже любил. Сама внешность кулхакера была примечательной. Бледное лицо, длинные ловкие пальцы, извечная белозубая ухмылка. Глаза теплые, карие, а рыжие волосы закрывают весь лоб и уши, немного вьются. Чисто как пушистый цветок одуванчика. Такая странная ассоциация. А все потому, что Егор любил ботанику и какое-то время собирал соцветия, классифицировал и раскладывал по коробочкам из-под спичек.
Все это быстро мелькнуло в голове Егора и тут же пропало. Он собрался с силами и встал на ноги, чувствуя глухую боль в мышцах. Тренировки, конечно, помогали: отбился же от первого состава. Это «старички» его хорошо обработали, да и они лежат.
Тут вспомнился блеск перочинного ножа, липкая теплота крови, какие-то вопли. Скорее всего, он кого-то примочил, когда отбивался в этой поножовщине. Может, просто поцарапал кого. Мальчики Ржавого в основном трусы. А Егор, в основном, отчаян.
Домой добраться удалось. Содрать с себя толстовку, запустить в корзину, снять кеды у самой ванны. Пальцы долго царапали кран, пока ледяная вода не обрушилась с громким стоном и воем на голову. Трубы часто выли. Казалось, что не просто они, вся ванная выла.
Вода была кислотой. Она съедала кожу, забивалась куда-то внутрь, разжигала терпкий огонь. Егор терпел, встряхивал мокрыми волосами. Нащупал мыло, без всякой жалости намылил лицо и руки, а потом – опять под воду. Постепенно от холода боль как-то сжалась, отступила. Ни лицо, ни руки не чувствовали ничего.
Потом - крупная дрожь. Захотелось как-то сразу поесть впервые за этот день, покурить и уснуть. Завтра – все остальное.
Снимая липкие носки и такую же футболку, Егор зашипел. Заскорузлая ткань царапалась, вскрывала царапины и ранки. И тут Егор впервые услышал шум.
Он не был один в квартире. Быть может, с самого начала.
Эта мысль сразу отрезвила его. Егор поднял голову, встретился со своим отражением взглядом. На него смотрел насторожено и в то же время твердо парень лет девятнадцати, высокий и очень худой, так что ребра замкнутой клеткой отпечатывались на желтоватой коже. Джинсы едва держались на косточках бедер, как будто выточенных, но не тонких. Длинные жилистые руки, где просматривалась каждая вена, каждый изгиб, каждое соединение сустава и мышцы, подпирали края ванны. Неровные темные пряди, где-то выстриженные клочьями, где-то удивительно ровно, красиво очерчивали его скуластое, каменное лицо. Синева уже разрасталась над переносицей и около правой ноздри. Тонкие губы были упрямо сжаты, а нижняя, разбитая, постепенно алела, собирая изо рта кровь. На подбородке кровоточила свежая царапина. Тонкие шрамы белели на ключицах, подбираясь к адамову яблоку.
Егор смотрел на себя стальными глазами, пытаясь запомнить себя перед возможной смертью. Это не было самолюбованием. За внешними признаками он пытался найти то особенное, почему теперь его хотят унижать, избивать и лишать жизни. Он вспоминал, глядя на шрамы, что это было не впервой. И что всегда было скучно.
Теперь послышались приглушенные ругательства. Кто бы там ни был, он знал, что Егор просто выбирает случай, чтобы выйти. Вода давно не шумела.
Егор не мог оторваться от себя, от зеркала. Он все еще не мог найти причину, узнав которую, нельзя будет испытывать страх перед смертью.
Но у «гостя» вышло терпение первым. Этот окрик заставил Егора вздрогнуть и поморщиться:
- Эй, Безымянный! Какого хера я буду еще тебя ждать? Я торчу здесь с половины второго!
Безымянный никого не звал, никого не ждал, никого не хотел видеть. Егор же, покачнувшись, вышел в коридор, близоруко щурясь в сумерках.
От порядка ничего не осталось. Комната была разгромлена начисто: вещи вывалены из шкафа, разбросаны диски, некоторые – сломаны. Книги уродливыми грудами и отдельными шелестящими экземплярами валялись тут и там. В углу, у розетки, подперев ногами смятый ковер, сидел Джевел с ноутбуком. Он был одновременно увлечен и насторожен. Рядом с ним пустовали две банки пива, и валялся целлофановый мешок.
Егор слишком устал, чтобы удивляться. Он нашел взглядом футболку, заваленную какими-то ручками и карандашами вперемешку с кедами, вытащенными из спрятанной с весны коробки, и принялся потихоньку вытягивать ее за рукав.
Джевел тут же поднял голову, быстро оглядел хозяина квартиры с ног до головы, пакостно усмехнулся и снова вернулся к своему делу.
Егор, игнорируя гостя, надел футболку и почти свалился на пол, поближе к облезлому и местами дырявому дивану, пытаясь устроиться спиной к его жесткой боковине. Он закрыл глаза, думая, что не все желания должны исполняться вмиг. И что исполнение некоторых получается ой как не во время. Джевел есть, но сил бить его – нет.
Остановить – никак. На Егора накатило несвойственное ему равнодушие.
Звук клавиш сливался в одно постукивание по пластику. Интенсивность и паузы нисколько не разнообразили его. Он был скорый и тихий. Вот и все.
А потом щелкнула крышка ноутбука. Егор мельком подумал, что даже ребенок пяти лет может перерезать ему горло. Он даже не будет сопротивляться.
- А ты скотина, Безымянный. Хоть бы бутербродов гостью настрогал, - прозвучал насмешливый голос совсем близко. Он был, пожалуй, самый тонкий в банде Ржавого – там все басили или хрипели. Но достаточно «мальчишеский», с девчонкой не спутаешь.
- Отвали, - почти шепотом, раздирая спекшееся горло, ответил Егор.
- Не получится, видишь ли, - даже не видя Джевела, можно было представить, как он усмехается еще нахальнее, - Я тебе кое-что расскажу. А потом мы будем бороться с тобой твоими же средствами. Ты охренел, Безымянный. И один я поставлю тебя на место.
Это были последние слова, которые мог разобрать Егор. Дальше гул затопил его уши, а тело стало легким. Он провалился то ли в сон, то ли в глубокий обморок.

Его били по щекам. А после почему-то гладили по волосам, почти ласково. Может, за ним пришла Зоя? Это было бы хорошо. Но мало похоже на правду. Покойники никогда не приходят.
Он чувствовал, как кто-то прижался к его щеке, к виску, как это были чьи-то губы, чьи-то руки. Пошевелиться не было сил, казалось, что тело несет по окружности, переворачивая, сметая, раздавливая. Как щепку в море, как муравья в центрифуге.
- Просыпайся же, Безымянный. Очнись, гребанный придурок. Херов придурок, да… - шептали ему то в левое, то в правое ухо. Горячий воздух согревал шею. Потом было еще что-то. Как будто сознание покачнулось, отрубило все каналы, а только позже, через секунду или две, восстановило связь. Егор принялся считать пульс, мощные толчки крови у горла, механически отмечая, что он давно не один, что его крепко обнимают, вжимаясь всем телом, обхватив его шею жестко, как будто в замок.
Мысли не складывались в голове у Егора. Он не мог найти те звенья, которые соединяли бы его восприятия и то недавнее прошлое, пятиминутное прошлое, так сказать. Открыть глаза и все вспомнить нельзя – тело совсем не чувствовало той движущей энергии. Казалось просто не своим, а сознание – просто гостем.
Снова чьи-то пальцы запутывались в его волосах, дергали так, что воспаленные корни начинали ныть. Потом чьи-то губы мазнули по его рту, неловко прикусили нижнюю губу, потревожив рассеченное место, а дальше чей-то язык лизнул его, забираясь внутрь, к деснам.
Если бы Егор был в себе, его бы передернуло от омерзения. Теперь же он только ощущал, без эмоций, без осознания, без попыток как-то пресечь всю эту хрень.
Непонятно кто терзал его. Лез к нему, кусал, пил его, как будто изнутри. Привкус пива хоть и не раздражал, но был смутно знаком. Был этакой подсказкой, нитью, которая могла бы вернуть Егора в нормальный, реальный мир.
Безымянный проснулся в нем, когда поцелуи стали болезненными, жадными. Болели и опухли губы, а еще было липко и мокро аж до самого подбородка. Безымянный ненавидел, когда кто-то лез за черту, когда вообще кто-то лез.
Егор вынырнул из болота забвения, попытался вздохнуть, пошевелиться, но чье-то тело снова придавило его. Последний укус-поцелуй, и Егор смог смутно различить черты чужака.
Когда он увидел, как Джевел пристально смотрит на него, в упор, жалко и при этом смело, как отирает рот, а потом берет за плечи, когда понял, что Джевел практически сидит на нем, Безымянный только болезненно поморщился и закрыл глаза.

- Если ты не очухаешься, я тебя трахну, - прозвучал насмешливый голос у самого уха. Это было так вызывающе пошло, по-детски, как будто семилетка, выучивши один мат, пытается всунуть его в каждую фразу, чтобы погордиться, какой он взрослый.
Что бы ни произошло, что бы ни сказал Ржавый или его банда, что бы ни сказал Джевел, а ведь Егор знает, что они думают. На самом-то деле. Всех их видит насквозь, чувствует, как они поступят. В этом нет ничего неожиданного – сплошные закономерности.
Хоть Джевел оказался банальным извращенцем, но и это объясняло многое. Например, почему он так усиленно звал его в банду, почему так доверчиво смотрел на Егора в последнюю встречу. Даже руку протянул, хотя привык весь мир за шестерок считать.
- Отвали, - выдавил из себя Егор, но очень тихо. Чтобы сбросить ублюдка и надавать ему за пидорство по зубам, надо было набраться сил.
Засмеялся. И заговорил. Много и зря. Джевел держал его за плечи и болтал:
- Ты ведь не знаешь, не знаешь? А вот что. Все, что с тобой происходит – я сделал. Ты меня немного знаешь, но я тебя – почти что год. Видел, как ты ни с кем не сходился. Как ты с опекуншей переехал. Все узнал о тебе. Даже ломал базу, чтобы твои аттестаты смотреть. Как ты в универе учился, ходил смотреть. Ты всегда одинокий был. Но тебе всегда все по херам.
Джевел глотнул воздуху. Егор же мимолетно подумал, что он – всего лишь школота. Всего лишь зарвавшийся ребенок. Но он его слушал. Он не мог просто уйти и не слушать:
- Я сказал Ржавому, что ты нам нужен. Он всегда слушается. Все меня слушаются. Я ведь знаю, что будет, как что сделать. Я и проворачиваю все дела. Деньги могу любые достать. Тебе бы мог. Это я письма писал, те, анонимные. Когда у твоей бабы рак нашли, как она умирать стала. Я и клинику нашел. Я все бы дал тебе! А ты, сученыш, не ответил. Даже когда тебя из универа выгнали, когда работу найти не мог. Я подделал данные, знаешь? Что ты на учете милиции с детства был, что нарик ты…
Голос Джевела дрожал. Он все больше походил на напакостившего ребенка, который лихорадочно, торопливо, пытается оправдаться. Я не виноват, мол, нет. Это оно само. Это само так получилось.
Егор действительно потерял все. Свою опекуншу Зою, которая успела оставить ему лишь квартиру, но не научила выживать в их мелком и гнилом городишке. Он хорошо учился, мог бы закончить вуз, но откуда-то деканат получил информацию, что Егор толкает наркотики, да сам не прочь употребить. Поверили сразу: без защитника взрослого, усталый, с глубокими мешками под глазами, сонливый и вечно молчаливый, он был лучшей иллюстрацией брошюры «Скажи наркотикам – нет!». Приказ вышел через три дня.
На работу не брали без высшего образования. А потом и потому, что вырисовалось сомнительное хулиганское, даже в какой-то степени, уголовное прошлое. Никаких документов по этому поводу не было, только пришел в канцелярию лист. На следующий день Егора уволили, хотя он был всего лишь курьером.
- Я же все могу тебе дать. Все исправить, Безымянный… - то ли нагло, то ли самоуверенно болтал Джевел. Егору было противно настолько, что не хотелось видеть его рожу. Не хотелось открывать глаза. Несмотря на правду, которая свалилась на Егора сегодня, как кирпич с крыши, сил на удивление, гнев или даже банальную драку не было.
- Еще одно слово, и я тебя ударю, - вяло предупредил он Джевела. Только потому, чтобы этот урод отполз от него, чтобы снова построить барьер.
- Ударь. Давай! – весело принялся подначивать тот, - Я добьюсь тебя, я поставил эту задачу. Я всех натравлю на тебя, чтобы ты пришел, чтобы ты попросил меня. Чтобы я все вернул назад. Я верну, все тебе дам.
Джевел глубоко вздохнул, а потом выпалил. Этот энтузиазм выглядел горячкой буйно помешенного:
- Я не знал, что хотел. Думал, почему тебя мне надо. Да ведь я почти с тобой не разговаривал даже. Потом из интереса взломал твою почту, почитал твои письма опекунше. Ей там двадцать пять, да? А ведь ты ее так любил, так нежничал с ней. Я охреневал от тебя, прям рыцарь. Только я тоже захотел стать этой принцессой. Хотел, чтобы такой человек, как ты, говорил мне эти вещи. Я ведь девчонок даже не любил. Поиметь – бросить. Я же еще в пятнадцать все попробовал. А ты же такой вроде чистый. Такой прям недоступный людям.
- Блажь, - оборвал Безымянный. Он снова поглотил Егора, снова вырвался наружу.
- Да и пусть блажь! – Джевел поддался вперед и быстро, грубо поцеловал Егора, отер рот и снова заговорил:
- Ты вот не мешаешь мне и мешаешь тоже. Лучше бы ударил, а так – презираешь. Я же вижу.
- Презираю, - согласился Безымянный, горько усмехаясь. Джевел вздрогнул, но продолжил:
- Ржавый же ведомый. Хотя пытается за все отвечать. Но не он, я отвечаю. Вот тебя и встретили. Я свистнул, они – тебя рвать. Потом я пожалел, думал, уроют, гниды. Пришел сюда, стал ждать. Вот ты и пришел. А самых стариков я на тебя не спустил. Я же люблю тебя.
Он снова наклонился и впился в губы Егора. Он целовался отчаянно, жадно, но при этом был так напряжен, как пружина. Ждал, когда его силой оттащат, когда врежут за все. Глотая воздух, он резко, почти зло сжал рванные пряди на у виска Безымянного, уткнулся ему в ключицу, судорожно вздохнул и опять отклонился, заглядывая в холодные глаза человека, которого он на свою беду захотел.
- Не могу уже. Вроде как нацеловался до конца жизни, а потом все равно мало, - улыбаясь алыми распухшими губами, Джевел выглядел сумасшедшим. Просто психом.
Тут Егор среагировал молниеносно. В какой-то момент он просто понял, что отдохнул, что теперь может размазать этого мальчишку по стенке. Джевел не успел и удивленно вскрикнуть, как Безымянный приложил его головой об пол, так что у пацана в ушах зазвенело. Разбитые худые руки сомкнулись на шее малолетнего ублюдка, так что тот захрипел и забился. Когда Джевел уже начал терять сознание, когда уже заведомо приготовился издохнуть, ему дали воздуху.
Егор устало устроился на полу, лег рядом и вперился в потолок. Теперь хоть и сможет, а не убьет гаденыша. Почувствовал под пальцами лихорадочно бьющуюся жилку, трепет живого организма, который жаждет жить… и не смог придушить урода. Джевел закашлял, приподнялся и удивленно впился в него взглядом. Безымянный не ответил ему, не посмотрел на него.

Джевел ненавидел упускать возможности. Он привык пользоваться слабостями других, получая выгоду для себя. Теперь, когда стало ясно, что его цель не может и не хочет сопротивляться, не находит в себе ничего, чтобы помогло ему защищаться, как и раньше, хакер думал, что получит свое. Только не предполагал, что потом не найдет Егора. Что тот, когда отдохнет и восстановит свои внутренние силы, просто соберет немного вещей и уйдет. Так что никогда Джевелу его не найти, никогда больше не мучить.

А тогда он позволил стащить с себя майку и приспустить джинсы, вытерпел голодные поцелуи Джевела, помог ему раздеться и устроиться. Толкаясь в тесного и жаркого мальчишку, Безымянный не испытывал ни упреков совести, ни каких-либо чувств. Внутри он выгорел и умер, и только внешняя боль немного раздражала его. Джевел же был счастлив и невероятно благодарен ему. Он тер ему спину, цеплялся за волосы, вылизывал шею и приглушенно всхлипывал, утыкаясь в плечо. Гребанный мазохист не считал унижением, когда тебя имеют, он добивался чего-то подобного целый год. Хотел, чтобы жилистые худые руки удерживали его, а упрямые губы не отвечали ему.
Егор вздрогнул, сжал зубы, с шумом выдыхая горячий воздух. Когда все закончилось, он растянулся на полу, раскинув руки. Джевел немного поерзал, больно придавил ребра и отключился рядом. Безымянный заснул, чувствуя, как к его липкому боку прилипает мокрая, усыпанная мурашками, чужая кожа.

Это последнее, что помнил о нем Егор. Джевел же помнил, как четыре года, раз за разом, искал его. Проверял морги, читал описания, искал среди пропавших в любой из катастроф. Но и это ему потом надоело.

URL комментария