Пишет Гость:
04.09.2011 в 23:38
1133
читать дальшеГорько осознавать, что игра в «докажи» затянулась. Что требования с каждым днем растут, а ни приза, ни конца этому всему и не предвидится.
Просто отпусти меня. Я согласен оставить тебя, потому что ты не испытываешь, ты пытаешься меня изгнать.
У тебя много друзей, хотя я бы не пытался так говорить. У тебя есть Гексли, которая вертит тобой так, будто ты – министр при ее дворце шутов. У тебя есть Габен, чей авторитет полностью уничтожил мой. Есть Нап и Макс, с которыми ты видишь свое будущее.
Я же – никто, мой голос среди них не услышать. Но у тебя есть скрытая цель, скрытое желание, которое мне не осознать. Поэтому ты приходишь и рушишь мой покой. Ты пахнешь дорогим одеколоном, в безвкусном костюме светлых тонов. Если бы выбирал я, он был бы темного цвета.
- Ты снова тратишь половину прибыли в казино? – мои вопросы всегда осуждение. Поэтому с твоих губ сползает довольная ухмылка. Я всегда порчу твой день, твое приподнятое настроение.
- Я честно заработал, честно и спущу деньги, - холодно осаждаешь меня. Действительно, какое мое дело.
- Скоро кризис. Ты вылетишь в трубу, - повторяю слова одного знакомого финансиста. Ради тебя я пошел к этому аморальному ублюдку на поклон. И что же я услышу в ответ?
- Ерунда. Ты совсем отупел? Твое травоядное существование заставило тебя расслабиться. Ты больше не тот хищник, что потрошил воротил, не тот агрессор, способный разметать одной яростью врага. Ты вышел из проекта.
Злорадная усмешка. Кажется, давно копил все, что хотел мне сказать. Беда только в том, что я знаю каждое слово, брошенное мне в лицо. В этом я пророк, в этом моя сила и былая слава.
Я читаю людей как книги. Даже если это справочники или банковские книжки.
- Ты ошибаешься, - это все, что я могу сказать. Все остальное ты увидишь сам, если увидишь меня. Если же нет, то я покину Америку навсегда.
- Докажи! – старая песня. Азарт в твоих глазах. Болезнь, переданная Напом, как и экстремальные сплавы по горным потокам.
- Мне нечего доказывать, - горько усмехаюсь я. Поднимаюсь с его кресла, хочу покинуть осточертелый офис, где я жду его, будто верная жена. Джек, конечно, что-нибудь выкинет. Потому что я вот-вот закончу игру, на которую он так много поставил.
- Ты не можешь уйти, - предупреждает Лондон. Он закрывает дверь своим телом, он отчаянно смотрит на меня. Иногда ты - безумен. И вся твоя уверенность – ложь. Вот сейчас ты совершенно не знаешь, что сделать, чтобы остановить меня.
Продашь свою Гексли? Подкупишь? Пообещаешь солидную долю, разорвав с Максом? Не поможет.
Стягиваешь галстук, потом пиджак – все без сожаления на пол. Красивый жест, но ради чего?
Не глядя на меня, поясняешь:
- Я могу стать для тебя шлюхой. Ты давно хотел, Гексли говорила. Она многое про тебя говорила.
Кровь бросается мне в голову. Я буквально готов рвать на части из-за бешеной злобы. Знал, что эта женщина – настоящая тварь. Знал, что она изучает меня. Знал и то, что стелется под Габеном, но разве Джек поверит мне?
- Ты действительно пойдешь на эту унижение? – сквозь зубы бормочу я. Для меня подобное – акт унижение, попытка заслужить помощь сильного, кем я не являюсь. Мне думалось, что только женщина может пойти на такое. Но Джек…
Я почти ненавижу тебя. Мне больно знать, что друг, компаньон, человек, который был для меня центром всего… так продажен!
- Не собираюсь паясничать ни для тебя, ни для твоих друзей. Брось свои шутки, Джекки, - медленно, подавляя гнев, говорю я.
Но поздно. Я уже что-то сделал. Я уже запустил механизм.
Он бьет меня, точно в подбородок, так, что я врезаюсь в стол, так что в моей голове переклинивает всякий здравый смысл.
Отдаленно слышу фразу. Джек смеется взахлеб:
- Ты же агрессор! Докажи!
Что ж, я докажу тебе.
Я разворачиваюсь, показным жестом оттираю кровь с прокушенной губы, делаю шаг, чтобы поймать его. Мои руки сами тянутся к горлу Лондона. Я сжимаю гортань, я вбиваю его в стену, сметая какую-то картину на пол. Рамка хрустит под моей ногой. Жаль, что не кости моего друга.
Шок сменяется недоверием, а потом страхом. Джек до последнего не верил, что я смогу уничтожить его. Он пытается что-то сказать, царапает мои пальцы, вырываясь. Но я сильнее, выше, я держу его так, что он только задевает носками пол.
- Как же ты жалок, - яростно выдыхаю ему в лицо. А дальше – насилие и боль.
Не помню, как содрал с него костюм и повернул к себе спиной. В ярости я обретаю нечеловеческую силу – сжав его запястья, достаточно крупные, как и сама рука, способная выбить дух почти у любого, удерживаю его, не позволяя ни на минуту отлипнуть от стены.
Он, кажется, пытался меня остановить, взывал к моему разуму, но Лондон слишком долго играл с огнем.
Меня ведут все бесы ада, я знаю свое дело, и поэтому тело подо мной дрожит, а потом задыхается от стонов и просьб. Почему я сам мог участвовать в этом мерзком совокуплении?
Да потому что сам хотел этого. Потому что ярость открывает дорогу всем моим страстям. И всего больше я отвратительно похотлив, поскольку всегда борюсь с этой своей стороной.
Но когда этот, вроде бы разумный, человек научился получать удовольствие? Скорее всего, Нап отымел его, напоив. Что ж, в этой компании мой Джек совсем выходит за рамки. Не удивлюсь, что Лондон сам уговорил Бонапарта. Эти новые ощущения, все так неизведанно.
У меня больше нет сил, чтобы мстить или бороться. Я доведу его до постыдного блаженства, а потом сделаю вид, что мне отвратительно даже дышать одним воздухом с ним.
Оставлять людей я умею. Управлять хотя бы одним – нет.
Почему же всякий раз они делают неправильный выбор? Почему каждый из них хочет насилие над собой? Ведь я могу быть преданным, могу быть осторожным. Но каждый стремится взять от меня лишь зло.
Все заканчивается, а я едва могу отойти от тебя. Иногда ты – лишнее в моем пространстве, так что я думаю о тебе, как о третьем лице, с которым вынужден работать. Иногда ты – часть меня.
И мне больно, потому что больно тебе. Потому что ты падаешь, как только я лишаю тебя поддержки. Попроси спасти тебя, я пересеку весь мир, чтобы выполнить твою просьбу.
-Ну, ты… Ты… - выдаешь, шумно дыша. Тебе не встать. Твое лицо пылает, а руки дрожат.
- Я устал терпеть тебя, - собравшись с силами, говорю, холодно и отчетливо.
- Мне говорили… что ты не поймешь, - парируешь ты, нагло улыбаясь. Я бы сейчас раздробил твой череп, потому что ты веришь всем, кроме меня.
- Ты прыгаешь по команде «ап»? Сколько мне…
- Да подойти ты уже, Драй! – вдруг орешь ты, - Хватит болтать, просто делай, - говоришь уже спокойно.
Что ж, Джек, удиви меня.
Едва я подхожу, едва успеваю помочь тебе, как чувствую, зачем ты цепляешься ко мне. Обнимаешь, зачем-то зарываешься в волосы и говоришь что-то, что не разобрать.
Цепляясь за меня, ты обретаешь гармонию. Я же обретаю хаос.
Я не понимаю того, что хочешь сказать именно ты. Именно в твоей книге для меня существуют совершенно пустые страницы.
URL комментариячитать дальшеГорько осознавать, что игра в «докажи» затянулась. Что требования с каждым днем растут, а ни приза, ни конца этому всему и не предвидится.
Просто отпусти меня. Я согласен оставить тебя, потому что ты не испытываешь, ты пытаешься меня изгнать.
У тебя много друзей, хотя я бы не пытался так говорить. У тебя есть Гексли, которая вертит тобой так, будто ты – министр при ее дворце шутов. У тебя есть Габен, чей авторитет полностью уничтожил мой. Есть Нап и Макс, с которыми ты видишь свое будущее.
Я же – никто, мой голос среди них не услышать. Но у тебя есть скрытая цель, скрытое желание, которое мне не осознать. Поэтому ты приходишь и рушишь мой покой. Ты пахнешь дорогим одеколоном, в безвкусном костюме светлых тонов. Если бы выбирал я, он был бы темного цвета.
- Ты снова тратишь половину прибыли в казино? – мои вопросы всегда осуждение. Поэтому с твоих губ сползает довольная ухмылка. Я всегда порчу твой день, твое приподнятое настроение.
- Я честно заработал, честно и спущу деньги, - холодно осаждаешь меня. Действительно, какое мое дело.
- Скоро кризис. Ты вылетишь в трубу, - повторяю слова одного знакомого финансиста. Ради тебя я пошел к этому аморальному ублюдку на поклон. И что же я услышу в ответ?
- Ерунда. Ты совсем отупел? Твое травоядное существование заставило тебя расслабиться. Ты больше не тот хищник, что потрошил воротил, не тот агрессор, способный разметать одной яростью врага. Ты вышел из проекта.
Злорадная усмешка. Кажется, давно копил все, что хотел мне сказать. Беда только в том, что я знаю каждое слово, брошенное мне в лицо. В этом я пророк, в этом моя сила и былая слава.
Я читаю людей как книги. Даже если это справочники или банковские книжки.
- Ты ошибаешься, - это все, что я могу сказать. Все остальное ты увидишь сам, если увидишь меня. Если же нет, то я покину Америку навсегда.
- Докажи! – старая песня. Азарт в твоих глазах. Болезнь, переданная Напом, как и экстремальные сплавы по горным потокам.
- Мне нечего доказывать, - горько усмехаюсь я. Поднимаюсь с его кресла, хочу покинуть осточертелый офис, где я жду его, будто верная жена. Джек, конечно, что-нибудь выкинет. Потому что я вот-вот закончу игру, на которую он так много поставил.
- Ты не можешь уйти, - предупреждает Лондон. Он закрывает дверь своим телом, он отчаянно смотрит на меня. Иногда ты - безумен. И вся твоя уверенность – ложь. Вот сейчас ты совершенно не знаешь, что сделать, чтобы остановить меня.
Продашь свою Гексли? Подкупишь? Пообещаешь солидную долю, разорвав с Максом? Не поможет.
Стягиваешь галстук, потом пиджак – все без сожаления на пол. Красивый жест, но ради чего?
Не глядя на меня, поясняешь:
- Я могу стать для тебя шлюхой. Ты давно хотел, Гексли говорила. Она многое про тебя говорила.
Кровь бросается мне в голову. Я буквально готов рвать на части из-за бешеной злобы. Знал, что эта женщина – настоящая тварь. Знал, что она изучает меня. Знал и то, что стелется под Габеном, но разве Джек поверит мне?
- Ты действительно пойдешь на эту унижение? – сквозь зубы бормочу я. Для меня подобное – акт унижение, попытка заслужить помощь сильного, кем я не являюсь. Мне думалось, что только женщина может пойти на такое. Но Джек…
Я почти ненавижу тебя. Мне больно знать, что друг, компаньон, человек, который был для меня центром всего… так продажен!
- Не собираюсь паясничать ни для тебя, ни для твоих друзей. Брось свои шутки, Джекки, - медленно, подавляя гнев, говорю я.
Но поздно. Я уже что-то сделал. Я уже запустил механизм.
Он бьет меня, точно в подбородок, так, что я врезаюсь в стол, так что в моей голове переклинивает всякий здравый смысл.
Отдаленно слышу фразу. Джек смеется взахлеб:
- Ты же агрессор! Докажи!
Что ж, я докажу тебе.
Я разворачиваюсь, показным жестом оттираю кровь с прокушенной губы, делаю шаг, чтобы поймать его. Мои руки сами тянутся к горлу Лондона. Я сжимаю гортань, я вбиваю его в стену, сметая какую-то картину на пол. Рамка хрустит под моей ногой. Жаль, что не кости моего друга.
Шок сменяется недоверием, а потом страхом. Джек до последнего не верил, что я смогу уничтожить его. Он пытается что-то сказать, царапает мои пальцы, вырываясь. Но я сильнее, выше, я держу его так, что он только задевает носками пол.
- Как же ты жалок, - яростно выдыхаю ему в лицо. А дальше – насилие и боль.
Не помню, как содрал с него костюм и повернул к себе спиной. В ярости я обретаю нечеловеческую силу – сжав его запястья, достаточно крупные, как и сама рука, способная выбить дух почти у любого, удерживаю его, не позволяя ни на минуту отлипнуть от стены.
Он, кажется, пытался меня остановить, взывал к моему разуму, но Лондон слишком долго играл с огнем.
Меня ведут все бесы ада, я знаю свое дело, и поэтому тело подо мной дрожит, а потом задыхается от стонов и просьб. Почему я сам мог участвовать в этом мерзком совокуплении?
Да потому что сам хотел этого. Потому что ярость открывает дорогу всем моим страстям. И всего больше я отвратительно похотлив, поскольку всегда борюсь с этой своей стороной.
Но когда этот, вроде бы разумный, человек научился получать удовольствие? Скорее всего, Нап отымел его, напоив. Что ж, в этой компании мой Джек совсем выходит за рамки. Не удивлюсь, что Лондон сам уговорил Бонапарта. Эти новые ощущения, все так неизведанно.
У меня больше нет сил, чтобы мстить или бороться. Я доведу его до постыдного блаженства, а потом сделаю вид, что мне отвратительно даже дышать одним воздухом с ним.
Оставлять людей я умею. Управлять хотя бы одним – нет.
Почему же всякий раз они делают неправильный выбор? Почему каждый из них хочет насилие над собой? Ведь я могу быть преданным, могу быть осторожным. Но каждый стремится взять от меня лишь зло.
Все заканчивается, а я едва могу отойти от тебя. Иногда ты – лишнее в моем пространстве, так что я думаю о тебе, как о третьем лице, с которым вынужден работать. Иногда ты – часть меня.
И мне больно, потому что больно тебе. Потому что ты падаешь, как только я лишаю тебя поддержки. Попроси спасти тебя, я пересеку весь мир, чтобы выполнить твою просьбу.
-Ну, ты… Ты… - выдаешь, шумно дыша. Тебе не встать. Твое лицо пылает, а руки дрожат.
- Я устал терпеть тебя, - собравшись с силами, говорю, холодно и отчетливо.
- Мне говорили… что ты не поймешь, - парируешь ты, нагло улыбаясь. Я бы сейчас раздробил твой череп, потому что ты веришь всем, кроме меня.
- Ты прыгаешь по команде «ап»? Сколько мне…
- Да подойти ты уже, Драй! – вдруг орешь ты, - Хватит болтать, просто делай, - говоришь уже спокойно.
Что ж, Джек, удиви меня.
Едва я подхожу, едва успеваю помочь тебе, как чувствую, зачем ты цепляешься ко мне. Обнимаешь, зачем-то зарываешься в волосы и говоришь что-то, что не разобрать.
Цепляясь за меня, ты обретаешь гармонию. Я же обретаю хаос.
Я не понимаю того, что хочешь сказать именно ты. Именно в твоей книге для меня существуют совершенно пустые страницы.